<<  p r e s s e


chipping away
Том беседует с Брайаном Дрейпером
// «third way», октябрь 2004

:: английский оригинал
:: русская версия © qwerrie, 2007

Брайан Дрейпер — лектор, культуролог, музыкант, журналист, англичанин и вообще умница. Он встретился с Томом в Оксфорде в октябре 2004 года, интервью увидело свет в декабрьском номере христианского журнала Third way, и это один из тех редких в последние годы случаев, когда Том 'разговорился' на разные интересные темы. Этот текст вызревал в моей брезентовой сумке без малого два года, и я рад, что наконец могу предложить его вам в русском переводе. энджой!

— Бытует расхожее мнение, что музыка Radiohead крутится вокруг вековечной тоски, душевных мук и умственного дребезжания. Насколько это похоже на правду, или вы сами смотрите на это иначе?

Возможно, это мнение представляет нас такими, какими мы были когда-то, но не сейчас. Именно так музыкальный бизнес перекраивает людей: поначалу они честно пытаются увидеть и донести до публики то, что на их взгляд ты делаешь… ну а потом просто эксплуатируют однажды найденные фишки, и все кончается штампами. Взять того же Боба Дилана: некоторым элементам его имиджа уже сорок лет, но их продолжают воспроизводить, и конца им не видно.

Очевидно, не такая уж это и трагедия, чтобы убиваться по этому поводу. Во времена OKC идиотизм доходил до такой степени, что я сознательно отключался, чтобы не трепать зря нервы. Когда вязнешь в чужих впечатлениях по поводу того, что ты делаешь, они начинают определять твоё поведение, и это уже проблема: ты становишься частью всего этого шума, который изначально не имел к тебе никакого отношения. Понимаете, о чём я?

— Понятно. А за что, как ты считаешь, запомнят тебя?

Да я ничего такого не жду. Разве что когда был тинейджером… Вначале ты мечтаешь об известности, отчасти потому, что это способ стать бессмертным или вроде того. Но это такое дурацкое и искаженное видение мира... И со мной наверное вышло так — я получил что хотел, при этом мозги закипели: «Oк, я это сделал, теперь дайте мне спокойно лечь и помереть».

А потом приходит понимание, что кроме сделанной работы и того, что она с собой приносит, мало что еще имеет значение. Людям этого не объяснить, они просто не слышат — все мы участвуем в системе, которая работает на этих ложных ценностях. И ты больше не пытаешься раскрыть людям глаза, а общаешься на уровне: «О, это так мило! Давайте закажем столик в ресторане, бла-бла-бла…» — и все довольны.

— В какой-то момент твои заслуги заслоняют настоящего тебя [самого]?

Никто в группе особенно не представляет, как это срабатывает, что именно происходит в музыкальном плане, когда появляются будущие хиты. Это обычно выглядит, будто кто-то тебя подтолкнул, придал ускорение — и ты уже там. Поэтому невозможно приписать успех себе — у нас работает что-то типа коллективного сознания, вот так.

К тому же, что бы ты ни делал в плане музыки сейчас, потом тебе это по любому наскучит, и если ты рассчитываешь становиться частью истеблишмента (успех, деньги, бла-бла-бла) — то твоя музыка ничего не стоит, ты строишь ее на медиа-мифе, на всей этой шумихе... это колебания воздуха, и только. Все сводится к тому, как легко свою музыку потерять, и самый простой способ — это играть с медиа в их игры.

— А как тогда мерить успех?

Успех — это когда набросав десяток аккордов, ты прыгаешь до потолка и знаешь, что это именно то, что ты искал последние полгода. Вот это и есть успех, ради этого стоит продолжать писать. А все прочее из серии 'Ладно, тоже сгодится'.

— Успех лично для тебя означает?..

Ха! просто оставаться в здравом уме. То есть, лично я довольно рефлексирующая личность — у меня очень низкий защитный порог, ну, экранирующее поле, или как это называется… Происходящее вокруг обостренно влияет на меня. Я всю дорогу что-то впитываю, и иногда это перемещает меня на другую сторону... Полагаю, это оборотная сторона способности творить.

— Ты чувствуешь ответственность перед другими, ведь теперь ты сам влияешь на умы?

Я чувствую себя в ответе перед теми, кто оказал влияние на меня — в том смысле, что я всегда проговариваю конкретные имена. Ну не знаю, мне кажется, так правильно. Когда ты передаешь людям по-настоящему сильное впечатление, полагаю, они должны знать, откуда ты сам его почерпнул, а иначе выходит, будто оно пришло неизвестно откуда, хотя это совсем не так. Ну, типа того.

— Например?

Например, наша песня 'street spirit' от начала и до конца навеяна книгой ‘the Famished Road’ Бена Окри [Ben Okri], которую я читал во время американского турне 93 года; ну и еще творчеством REM, вот кого я передирал напрямую. Вы знаете, я обдирал их годами: сверху, снизу, спереди и сзади, год за годом, еще, еще и еще.

— У тебя были кумиры в юности?

Ага. В основном такие, кому была безразлична внешняя сторона вещей, модный прикид, заголовки в газетах и тому подобное — зато каждый из них занимался настоящим делом. Как, например, Томас Пинчон, или Майкл Стайп — он всегда так мило улыбается, будто занят любимым делом. Мой абсолютный кумир — Ноам Чомски: мне никогда не понять, как он умудряется поднимать голову, имея мозги подобного размера.

— Ты задумываешься над фактом, что сам можешь быть кумиром в чьих-то юных глазах?

Да. Существует два способа быть кумиром: правильный и неправильный. Во времена ОКС мы были на пределе, чуть не двинулись. Вокруг нас крутились такие типы, которые вешали на нас разных собак... не имевших с нами ничего общего. Но чтобы понять это и отвязаться, у меня ушло порядочно времени.

Сегодня нам везет на людей больше: те, кому мы интересны, или кто в том или ином виде считают нас ‘звездами’ — эти люди имеют свою голову на плечах и готовы думать сами, искать свой путь. Они не собираются ‘питаться’ нами всю дорогу [prepared to go off and find out things for themselves]. Надеюсь. Именно так Чомски обычно заканчивает свои лекции: 'Не верьте мне на слово! Идите и прочитайте сами!'

Нам по-прежнему приходит много писем от подростков, да и от детей (притом, что мне 36 лет и я их много старше), которые пишут: 'Я не понимаю остальных ребят в моем классе. Мне не с кем поговорить про вещи, о которых я думаю — они не понимают, о чем я'. Ребятам нужно убедиться, что они не одни. Это здорово, когда я могу помочь людям, которые не могут социализироваться. У меня была та же проблема, с той разницей, что сегодня возможно нивелирующее давление сильнее, чем когда бы то ни было. Так что если будет элемент звездности — очень хорошо: я сам в их возрасте, когда разглядывал своих кумиров, как раз у них и научился идти вперед и доделывать начатое, не смотря ни на что.

— Однажды ты выразился, что твои песни — это твои дети. Скажи, насколько у тебя срабатывает в их отношении охранительный инстинкт [протекционизм]? Или ты легко отпускаешь их к людям, и пусть делают с ними что захотят?

Сказать по правде… сложно отвечать на такой вопрос именно сейчас. С последним альбомом вышла странная история: мы парились с записью, вложили столько усилий — как всегда, слишком много — чтобы напоследок обнаружить, как вся сегодняшняя муз.индустрия идет на переплавку... и ценность нашего «продукта» тает на глазах.

Лично меня это пугает. Поделать с этим ничего не поделаешь, я знаю, но не могу выкинуть из головы, и это подспудно мешает понять, куда двигаться дальше. Музыка всегда была товаром, но теперь этот товар стал практически даровым; вы можете скачать его за полбакса, сидя в макдональдсе, получить с последним номером модного журнала… десятки способов! Я всегда чувствовал, что это более ценная штука, но сейчас уже начинает тошнить, настолько все стало одноразовое: «Скачал полсотни треков, разок послушал и потер». Что-то в таком вот роде. Это угнетает.

— Тебя задевает, когда люди воспринимают вашу песню не так, как задумывалось?

Тут остается только сделать глубокий вдох: «Хмм, любопытно!» — и двигаться дальше. Пожалуй, это всегда было самой трудной частью: закончить песню и смириться с фактом, что люди, возможно, ее не поймут. Она может быть очевидна для меня, для каждого из нас, и как же достало, когда на нее лепят ярлык 'депрессивно'. Они просто не въезжают. Для меня депрессивная музыка — это хреновая музыка. Как освежитель воздуха: мерзкая маленькая порция яда в воздух.

Помню, раз в баре меня загнал в угол парень, у которого был зуб на ‘no surprises’, что это самая депрессивная песня из всего что он слышал, и с какой стати мы себе позволяем влезать с этим в чужие души, и так далее и тому подобное. Но мы ни с чем таким ни к кому не влезаем, и вообще, я вот не слышу того, что ему там услышалось. И потом ты думаешь: «Ну и ладно, все равно я этим занимаюсь не для того, чтобы все меня любили».

В общем, я типа научился не париться на этот счет, скажем так. Это все ерунда, конечно — я вот не думаю об этом, но ведь вы-то думаете; мы вовлечены в процесс общения, и оттого автоматически получаем все с этим связанное.

— Но бывает, люди находят в песнях такие смыслы, которых ты туда не закладывал — и они многое им говорят.

Ага. Поразительно, когда вылезают такие штуки, и заранее не угадаешь, когда оно появится или в связи с чем. Например, в прошлом турне очень особенной песней была 'no surprises' — там есть такая строчка: 'Bring down the government. They don't speak for us' (отзови правительство — они служат не нам нам). И когда мы играли ее в Америке, всякий раз получали бурное оживление в зале, люди кричали. Притом что это очень спокойная, тягучая песня (мы написали ее в 95-м году). Это было поразительно.

А вот взять 'myxomatosis' – во время записи нас не покидало некоторое разочарование: нам нравился пойманный саунд, но мы не понимали, куда он нас уводит; а потом, когда мы сыграли ее живьем… последние три-четыре раза была фантастическая реакция в зале, почти как крушение поезда :) Так что это бывает. Еще интересное наблюдение — по-настоящему сильная музыка иногда может предсказать еще не случившиеся события. Любое произведение искусства, и музыка в том числе, немного заглядывает в будущее, неважно, насколько смутно или наивно. У меня есть такое в рисунках. Когда мы летом 2001 выпустили Amnesiac, там каждая вторая картинка — две падающие башни. Мы сами прифигели.

— Про некоторые песни ты говорил, что они практически пришли к тебе откуда-то.

Ну, примерно так. То есть, все особенные моменты ко мне пришли — а дырки, которые остались между ними, пришлось вытёсывать топором мне самому.

— Продолжая тему, скажи: ты ощущал когда-нибудь, что существуют силы не то чтобы потусторонние, но скажем так, священные?..

Обязательно! Как раз на прошлой неделе подумал, что мне стоило бы считать себя везунчиком уже за то, что у меня есть возможность отстраниться и наблюдать, что происходит вокруг, и есть время посидеть одному и поразмыслить над разными вещами. Это на самом деле огромная привилегия — жизни большинства людей забиты битком от рождения и до смерти, а у меня нет. Я провожу много времени, отстраненно наблюдая сам процесс и не участвуя в нем.

Это немного шаманский способ. И.. роль художника как раз в этом, так всегда было, очень важно, чтобы кто-то этим занимался. (Неужели это я сказал?) Улавливаете? Звучит-то оно просто, проще чем сделать, но… лично для меня, это не так просто. Широчайшие возможности все время соблазняют тебя заполнить жизнь мусором. Я вижу, как это происходит с людьми... Очень легко беспрестанно находить себе занятие, но это суета, тебя никогда не поведет в нужном для твоего писательства направлении. Я очень верю в то, что некоторые штуки не перестают толкать меня в том самом направлении, но происходит это только в том случае, если я отгорожусь от всего остального и сам этому поспособствую.

Вероятно, просто сидеть и наблюдать — самое святое дело для меня… или засыпать, и.. Просто засыпать, в основном. Наверное, я придаю этому религиозный оттенок. Это не ничего-не-делание, это ради возможности попасть в правильное пространство мыслей.

— Как ты называешь то, что тебя направляет? Как ты это вообще объясняешь?

Никак, честно говоря, и это часто пугает. Кажусь себе последним психом. Бывают такие периоды времени, когда происходящее приобретает иные смыслы, не свойственные в нормальное время, и становится необычайно значащим. Это не единственный источник моего вдохновения, но формообразующий, я бы сказал, определяющий направление движения.

Из того что я знаю, это больше всего походит на «бардо» в буддизме [1]. Я сто лет про это не читал, так что могу в чем-нибудь соврать. Говоря простыми словами, это когда вы проваливаетесь в глубокий сон, вы проскальзываете в пространство подсознательного, где вполне себе можете проснуться или спать дальше; это важная буддийская практика, не в плане духовного роста, но в том смысле, что она расширяет сознание, помогает увидеть соединяющие мироздание нити.

Я настолько глубоко не заглядываю; то есть, я не медитирую, хотел бы, но не могу — но временами улавливаю значение некоторых вещей, и сразу все записываю, или пытаюсь написать музыку, которая бы им соответствовала. Именно этот материал, когда посмотришь на него немного спустя, оказывается наиболее сильным, а то над чем бесконечно работаешь, шлифуешь, вымучиваешь — оказывается вполовину не настолько хорошо.

— Я обнаружил, что просто звук ваших песен, переносит меня в другое место. Выходит, как раз этого вы и добиваетесь?

Музыка устраивает со мной такое — но странным образом: бывает, при записи ты чувствуешь, что перенесся в другое место, а на самой пленке не остается ни следа. Ты сделал восхитительную версию, а прослушаешь ее в записи — нет ничего, пленка похерила всю энергию! Крыша от такого съезжает потихоньку, улавливаете? А иногда никаких сомнений нет: все оно здесь.

Обычно звук получается наполовину такой, как задумано, а все остальное — дело случая, и во время записи остается лишь скрещивать пальцы в надежде, что другие потом поймут, какое оно задумывалось. На самом деле, когда запись готова, ты вообще уже не можешь слушать звук, которого так добивался — типа защитной реакции. Это просто ужасно. Но когда снова играешь материал живьем, то все возвращается на свои места.

— Ты говорил, что тот кто играет на концерте, говорит сейчас, к примеру, и активно пиарил Jubilee-2000 — это разные лица?..

Ну, строго говоря, неправильно говорить, что это не я на сцене. Я хочу сказать, это не я, когда все идет хорошо.

— Кто же это тогда?

Ну, я участвую в этом точно так же, как и любой другой. Ты чувствуешь, как проигрываешь — просто не знаешь точно, в какой именно момент. А когда вписался в что-нибудь типа Jubilee 2000, ты все время чувствуешь себя неловко, потому что видишь, что сани несколько не твои, когда даешь все эти интервью про политику Всемирного Банка и МВФ... кто там был в Париже? я не помню,— к примеру, пытаюсь разговорить репортера из Скай-ньюс, а он вообще не в теме! И это напрягает. Даже на этой демонстрации у военной базы Fylingdales, где я был две недели назад, тоже было зверски запарно. Знаете, я цинично использую свой статус, чтобы привлечь внимание к теме, но и вся ответственность при этом тоже ваша, в кусты потом не уйдешь со словами «А-а, пошло оно всё!..»

— В своем недавнем послании к съезду лейбористской партии Боно написал: «Я просто рок-звезда, что толку меня слушать?» — так же и ты немало помучился, объясняя, что ты вовсе не рупор своего поколения. Но люди уважают твои и его попытки пропагандировать взгляды Чомски, Наоми Клейн и Джорджа Монбиота, привлечь внимание людей к повестке дня. Если ты не сделаешь этого в среде поп-культуры, сделает ли это кто-то другой?

Не знаю… может быть. Разница между мной и Боно в том, что он будет абсолютно счастлив куда-то пойти и кого-то умасливать, чтобы добиться своего, он в этом здорово поднаторел, но лично я не могу этим заниматься. Я скорее дам им по роже, чем буду жать их руки… так что будет лучше, если я не окажусь у них на пути. Мне не удается взаимодействовать с таким уровнем дерьма. Это, конечно, позор, было бы здорово, если бы я мог — но это выше моих сил. Меня восхищает, что Боно на это способен — причем, уходя, пахнет розами, а не этим дерьмом!

В этом смысле одним из определяющих моментов для меня был саммит Большой Восьмерки в Кельне в 1999 году и акция Drop the Debt, когда вся эта цепочка распалась: Боно отказался позировать перед камерами вместе с Блэром из-за того что G8 не выполнили своих обещаний. Два миллиона наших подписей, и движения типа Христианская Помощь и прочие, посланы нах — но Блэр непременно хочет пожать руку Боно перед камерами. Вот тут я просто отпал, извините — если это все, что ему нужно, то пошел он куда подальше! Если он — или по крайней мере, команда вокруг него — видят вещи под подобным углом зрения… то это просто отвратительно.

В чем еще большая опасность привлечения таких как я — не настолько я во всем этом силен, знаете, кто-нибудь вроде Монбиота может объяснить так, что вы поймете. Что меня в подобных акциях напрягает: ты понимаешь, что не знаешь больше, чем знает он, и оттого всегда есть задняя мысль, формируется такое легкомысленно-необязательное отношение, понимаете?

— Jubilee 2000 была задумана парой христиан, и поддерживалась в значительной мере добропорядочными прихожанами. Религия часто рассматривается как часть проблемы, но веришь ли ты, что она может помочь решению вопроса?

Но в то же время Буш соглашается дать Африке миллионы долларов на борьбу со СПИДом — прибавляя совет «воздерживаться». Обходитесь без секса! Мы, христиане-фундаменталисты, верим, что you shouldn't stick it in at all, вам лучше бы подождать... Какого хрена?! Это не религиозное служение, это получается навязывание своей морали — я просто в отпаде. Если вы полагаете, что имеете на это право, то по-моему, это просто оскорбление для других людей.

— Но Jubilee 2000 — совсем другое дело.

И да и нет. Впрочем, да, другое. Все акция «Обнулите долг» имела религиозную подкладку. Я даже удивился, как широко она была разрекламирована — в каждой церкви по всей стране висели листочки объявлений…

По мне, пока религия к любому вопросу подходит с позиций сострадания и терпимости, пока она не настаивает на обращении других людей и не утверждает, что вы автоматом попадете в рай, а всем прочим место в аду, — все окей. Но когда у людей появляется такой священный огонь в глазах, из серии: «Сейчас я вам открою истину, и вы наконец прозреете»,— мой единственный ответ: «Нет-нет, ни в коем случае».

— Ты участвовал в каких-нибудь практиках?

Вспоминаю, как меня в детстве водили в одну из этих готических церквей в Шотландии, мне не слишком там понравилось. Нет, вообще-то нет.

— В одном из интервью ты называл себя полным дилетантом в буддизме…

Да, называл. И сейчас назову :) никогда не занимался этим целенаправленно. Вообще говоря, я лишь попробовал воду ногой и вылез восвояси, как-то так. Дело в том, что это такой своеобразный стиль жизни, который я нахожу довольно странным. Может, это мое личное ощущение, но в большинстве случаев люди напяливают это точно новое пальто: «Как симпатично сидит!» — пару недель походят, и снимают обратно. Я этим заниматься не собираюсь.

— А что еще ты читаешь для обретения вдохновения и духовного развития? Заглядываешь ли ты в Библию?

По правде сказать, нет. Для меня в ней слишком много балласта. Как-то я купил одну хорошую книгу, в ней был диспут Далай Ламы с разного толка британскими христианами. Он пишет, что понял, насколько трудно для того, кто вырос в христианской среде, вырвать свои корни и перейти в Буддизм; часть религиозного аспекта вашей жизни заключается в том, что он постоянно вокруг вас, и он окрашивает все, что с вами происходит. Со мной этого не происходит, никогда. И думаю, у множества других людей тоже. Что мне кажется особенно привлекательным в Далай Ламе, это то, что у него всегда хватает чувства юмора, а вовсе не его особая миссия и культ избранного.

Пусть звучит наивно, но я никак не могу понять (а хотелось бы), почему разные религиозные движения не могут сесть за один стол и все обсудить: «Ок, вот сколько у нас общего: то, то и вот то. Да, кое в чем мы расходимся, но ваш лидер и наш по большому счету одно и то же, просто разные культурные эпохи. И раз у нас больше общего, чем различного, давайте уж перестанем драться!» Меня сводит с ума, насколько сильно мы глобализированы. Для меня это одна из самых безумных особенностей нашей глобализации — как раз когда эти слова могли бы быть сказаны, говорится нечто абсолютно противоположное — ну, может, и не говорится, тогда политики делают это втихую. Просто потому что легче всего прикарманить власть, играя на низменных чувствах: страхе, ненависти, неприятии [невежестве?] чужой культуры. Собственно, именно это сейчас и происходит.

— Есть ли у тебя такой, фигурально выражаясь, ‘этический маяк’?

Есть одна штука навроде того... кстати, совсем не из буддизма. Телега в следующем: если мы сами разбиты и потеряли опору, точно так же и то, что происходит вокруг нас, будет беспорядочно и бесплодно. Но если мы сможем хоть что-то исправить, то и происходящие вокруг нас события — тоже в какой-то мере исправятся. Иногда очень неплохо срабатывает.

— Во многих твоих песнях есть мотив сломленности [lyrics refer to brokenness]. Чувствуешь ли ты некие надежды на искупление?

Я не думаю об искуплении, я больше смотрю в сторону нависших над нами экологических проблем (ближайших из них). Вы в курсе, что горизонт событий в настоящее время имеет довольно много сценариев, любой из которых предусматривает массовые жертвы? Я считаю, это то, о чем сегодня должен думать каждый; я думаю об этом большую часть времени. Не так уж много усилий требуется, чтобы повернуть голову и заметить, что мы идем не туда, к неверно выбранным целям.

Большая часть людей на Западе сделала культ из нашей экономической модели, такая себе вера в ложных кумиров... напоминает инков, которые приносили в жертву детей, рассчитывая обрести вечную жизнь. Только наши политики приносят в жертву благополучие граждан своей страны, приспосабливаясь к бессмысленной на самом деле экономической стратегии. Существует теория, согласно которой наша экономика идет к коллапсу. И чем быстрее люди это осознают, тем быстрее они начнут думать, как мы должны сосуществовать с окружающим миром. Надеюсь, понимание наступит раньше, чем коллапс. Для меня это сродни балансированию на жернове: никогда не знаешь, как долго удастся проделывать этот трюк. Понимаете, о чем я?

— Однажды ты сказал, что в музыке самое важное — ощущение ухода от реальности, которое она дает. На эскапизме взращена вся наша поверхностная поп-культура; но разве это то, что нам нужно?

'Эскапизм' здесь не самое подходящее слово. Думаю, вся лучшая музыка… ну вот, не ходя далеко за примером — одно из моих самых любимых музыкальных произведений, 'Freeman Hardy and Willis Acid'. Это инструментальная композиция APHEX TWIN, на которой есть оччень странная тема, сыгранная на тарелках, она проходит через весь трек и в некоторый момент все переходит в другую тональность, разбредается в стороны и двигается дальше. Помню, когда я впервые ее услышал, это было как будто кто-то до меня достучался и щелкнул выключателем у меня в голове — с тех пор мне никогда не попадалось ничего подобного. Меня просто перемкнуло — я вел машину, ехал домой — мне пришлось свернуть к обочине и прийти в себя.

Вот на это, собственно, и нужно ориентироваться. Хорошая музыка — Arvo Part, скажем — это как проделанная в стене дыра, открывающая место, о чьем существовании вы не подозревали. Если твое сознание не растет в ту или иную сторону, а продолжает прокручиваться на одном месте снова и снова, ты как бы пойман в ловушку, но каждое хорошее произведение – в музыке, живописи, литературе — освобождает из этой западни. Может, то же самое делает и религия, не знаю. Но самое главное — это не эскапизм.

— Твоя музыка определенно передает чувство освобождения.

Тогда это освобождение сродни тибетскому ‘бардо’. Такое внезапное чувство облегчения, типа: «Хе! Здесь все не кончается».

— Мрачности в твоей музыке тоже достаточно. Ты считаешь себя оптимистом или пессимистом?

Будь я пессимистом, давно пришлось бы себя убить. Я не верю, что мое творчество питает пессимизм. Тем более, когда у тебя дети, мозги переключаются на другой режим, ты отвечаешь за то, что происходит, в каком будущем они окажутся. Никак иначе. Вы же не станете потом оправдываться со словами: «Прости, Ноа, вот такая фигня. Мы старались, но сделать ничего не удалось». Вы не можете так поступить — но именно так и бывает...

— Кстати, ты дал сыну имя человека, построившего Ковчег. Это не случайное совпадение?

Даже не знаю, оно само собой так получилось... мне так понравилось имя. Я сам не очень понимаю, как все получилось.

— Ты веришь в существование души? Мне кажется, когда музыка воздействует на глубинном уровне, то обращается к чему-то иному, нежели сознание.

В последнем турне мы решили играть большие концерты, чего сто лет не делали — частично чтобы перебороть наш страх перед подобными мероприятиями, а частично — мне захотелось проверить, существует ли у действительно большой толпы тот коллективный разум, о котором говорят. Так вот: он существует. Бывает, ты допел песню, и мертвая тишина: все вылезают обратно, оттуда где были только что.

Мне кажется, это одно из самых сильных ощущений, которые люди могут испытать — собраться и коллективно почувствовать нечто такое.. кто-то в толпе оглядывается по сторонам, и у всех вокруг видит в глазах то же самое — не как в вотчине его преподобия Билли Грехема, а настоящее ощущение. Это невероятно сильно. Я часто вижу такое на акциях протеста, демонстрациях и т.п. — когда всех собравшихся объединяет одна сверхзадача, и тогда это возникает...

— Должно быть, творить такого рода коллективные переживания — это чудесный дар?

Ага. Но есть подводные камни. На это дело подсаживаешься почище грибочков — или начинаешь верить, что оно существует ради себя, и тогда тебя засасывает — это не полезно для мозгов. Так что я это могу лишь в ограниченных количествах. Это огромная привилегия, и вместе с тем внутренний голос говорит: «Почему именно я? Почему оно досталось мне? Что происходит — может, я вошел не в ту дверь?» Нужно сохранять трезвую голову.

— Radiohead начинали как компания школьных друзей, что не очень обычно. Тебе не приходило в голову, что вас свела судьба?

Кое-кто в группе так и считает. Что до меня, то я думаю, подходящим словом будет «удача», как-то так; мы ведь тоже не всю дорогу как сыр в масле катаемся... А то зацикливаешься на мыслях о собственной избранности, что конечно неправильно. Я этим живу и дышу, но к счастью, и много чем еще. Ну, то есть после ОКС мы собирали большие арены, и постоянно раздавалось: ах как это круто, какие вы молодцы, бла-бла и далее в том же духе. А я выходил на сцену, отрабатывал шоу, и единственное, чего мне хотелось — свалить оттуда, сказать всем пока и больше никогда не встречаться. Не знаю, что со мной происходило — к тому же, все это абсолютно эгоистично — но я ничего не мог с собой поделать. Целую вечность не мог понять, что со мной творится… скорее всего, дело было в том, что я навыдумывал ложных сущностей, которых не было.

Но я об этом больше не думаю. Мне кажется, каждый участник шоу несет ответственность за то, удастся шоу или нет. Когда публика приносит с собой скверное отношение, то хрень и выходит. Такое совместное действо, и у каждого своя роль, у роуди, у всех; так что себе одному успех не припишешь. Ну, то есть на афтер-пати ты можешь два часа гордиться — о да! круто было! Ну или если круто не было, наоборот — выпускаешь пар и больше не вспоминаешь.

— На одном концерте U2 меня здорово приложили по спине, я стоял в первом ряду, а парень за мной хотел на мое место — и представьте после этого мое настроение, ведь я-то считал, что все настроены на одну волну...

Ага, такое бывает. Ты можешь неделя за неделей колесить в турне, и всю дорогу что-то не то, а потом вдруг: хоп! — из ниоткуда появляется волшебная атмосфера, и у тебя ни малейшего представления, почему. Это настолько непредсказуемо. И то же самое с записью. Можно три, четыре дня торчать в студии, и ничего не движется, и ты уже готов все бросить, как вдруг что-то происходит, и ты не знаешь почему, откуда оно пришло, ничего. Поэтому невозможно этим гордиться, ну, ты ведь просто транжиришь время [just chipping away] и ждешь пока что-нибудь само выкристаллизуется.

 

[1] Bardo — тибетский термин. Речь идёт о пограничном, промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, или даже смертью и новым рождением. Йогическая практика Бардо, предполагающая проникновение в эти сферы, называется ещё Йогой Смерти. Подробно про Бардо и про живущих в этом состоянии существ — на сайте india.ru.  Прим. перев.

<<<   radiohead.пpecca     <<<   main